Гипотеза предполагает, что в мире действует Дух, некоторая сила передающая информацию. Но в то же время утверждается, что эта информация рождается не в пустоте. Материя принимает самое деятельное участие в рождении этой информации (и надо полагать, что и в передаче тоже).

Значит, Дух не приносит абсолютно истинных решений. Скорее всего, он приносит лишь актуальные, доминантные решения.

Высказанная гипотеза дает нам заметную экономию мысли. В отличие от взглядов на Дух как на потустороннюю субстанцию.

Взгляды мистиков на Дух предполагают существование некоторого божественного плана, согласно которому Дух, как прораб, создает наш мир. Но тогда, в силу того, что проявления Духа слабы, неизбежно отклонение развития мира от задуманного плана. И деятельность Духа в истории становится просто абсурдной, особенно если наделять Дух атрибутами Бога.

Есть ли смысл влиять на прошедшие события? Ведь мы их не изменим. Но нужно знать, что произошедшие в прошлом события уже учитывают наши будущие мысли. И мы не знаем всего комплекса событий явившихся следствием нашего воздействия на прошлое.

Возможен такой мир, в котором прошлое не является неизменным. Представим все события расположенными на мировой оси времени. И из прошлого в будущее идет импульс, прохождение этого импульса и является нашим жизненным переживанием настоящего. Информация из будущего воздействует на предыдущий импульс и реализует другой вариант прошлого. В таком варианте мироздания события приобретают динамику в пятом измерении. Это созвучно античной идее «вечного возвращения», которая неожиданно получает подтверждение в некоторых современных космологических моделях (имеется бесконечная последовательность циклов, где каждая сингулярная точка представляет собой Большой Взрыв).

Возможно предвидение будущего в большей степени свойственно детям, нежели взрослым людям.

Наталья Глебовна Овчарова в автобиографической книге «Колкие травы» описывает такой случай. Пожилая женщина, глядя на грудного ребенка, говорит «Нежилая, видно. Пришлых не чувствует». И через некоторое время ребенок умирает от диспепсии (31, с.97).

Здесь пример не просто предвидения. Здесь отмечено состояние самого ребенка. По видимому ребенок в младенческом, а может и в эмбриональном возрасте, во время формирования мозга, уже впитывает в себя информацию о будущей жизни. А в данном случае ее не было. Возможно, даже будет можно проследить физиологические различия в формировании мозга у умирающих детей и продолжающих жить.

Информационный поток из будущего может проявляться не только в предвидении, но и в творчестве. Об этом писал еще Платон в диалоге Федр (244 В): «Прорицательница в Дельфах и жрицы в Додоне в исступлении сделали много хорошего для Эллады и отдельным людям, и целым народам, а в здравом уме — мало или вовсе ничего. И если мы стали бы говорить о Сивилле и других, которые благодаря божественному дару прорицания множеством предсказаний многих направили на верный путь в будущем, то мы бы потратили слова на то, что всякому ясно. Но вот на что стоит сослаться: древние, которые давали имена вещам, не считали исступление безобразным или позорным — иначе бы они не прозвали «маническим» то прекрасное искусство, которое позволяет судить о будущем.

Почему в обыденной жизни мы не умеем предвидеть будущее? Почему предвидение будущего было более свойственно людям прошлого?

Древние предания сохранили свидетельства, что в жизни человечества произошла какая-то духовная катастрофа. Разные народы переживали потерю способности предвидеть будущее по разному. Но отчетливо эта трагедия была зафиксирована в Библии и в мифе о Прометее.

В первой книге Моисеевой, в «Бытие» говорится, что «обольщенные змеем, муж и жена едят запретный плод», после чего Бог умножил скорби женщины, проклял землю за Адама и изгнал человека из рая. Правда, Господь Бог сделал Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их.

Философское осмысление явления пророческого предвидения будущего предполагает его рассмотрение в онтологическом, гносеологическом, аксиологическом и праксиологическом планах.

При рассмотрении явления пророческого предвидения в гносеологическом плане мы сталкиваемся с проблемой — явление мало изучено. Поэтому Сначала мы сконструируем рабочую гипотезу. Что представляет собой пророческое предвидение будущего? Мы должны рассмотреть все возможные точки зрения и попытаться, если получится, остановиться на одной из них. 

Человечество на протяжении всей истории своего развития постоянно сталкивалось с удивительными случаями предвидения будущего, которые никаким перебором ситуаций не объяснишь. Их стали называть пророчествами. Поражая впечатление древнего человека, такие случаи закреплялись в памяти, входили в легенды и предания. Они служили источником религиозного вдохновения, наводили на мысль об возможности общения с божественными силами.

На основе наблюдений и, возможно, философского переосмысления традиционной мифологической идеи о первоначальном «хаосе» Левкипп пришел к своей замечательной гипотезе, одной из самых плодотворных идей древности о «вихре» (dinos) атомов, — начальном состоянии и движущей силе возникновения космоса. Демокрит, отбросив учение о силах, движущих материю («Любовь» и «Вражда» у Эмпедокла, Разум—«Нус» у Анаксагора), целиком принял и дальше развил концепцию Левкиппа.

Ученый комментатор Аристотеля Филопон дает нам следующее определение вихря: вихрь — «это такое движение элементов, вследствие которого они отделяются друг от друга». Древние авторы приводят ряд описаний возникновения мира из вихря атомов, которые, «сталкиваясь между собой и всячески кружась… распределяются по отдельным местам — подобное к подобному»; «все рождается путем сплочения и сцепления (epallaxis) этих первотел».

Для МОНТЕСКЬЕ вопросы социологии играли первенствующую роль. Это объясняется тем, что Франция стояла перед лицом коренных социальных перемен.

М, как социолог, быстро завоевал признание во всех странах, его идеи были знаменем передовой буржуазии в борьбе против религиозных средневековых теорий общества и государства.

МОНТЕСКЬЕ стремился подойти к обществу с светской точки зрения, решительно выступал против Августина, рассматривавшего историю как борьбу двух начал — земного и духовного. Не менее решительно опровергал он Фому Аквинского, выводившего власть государя из «божьей воли», утверждавшего, что общественная жизнь зависит от «божественного права». МОНТЕСКЬЕ считал бессмысленностью искать божественное предопределение в социальных явлениях.

Необходимость как причинность.

Атомисты установили не только свой закон сохранения бытия, обогатив его законом сохранения движения, но и главный закон происходящих в мироздании процессов. Этот закон был сформулирован Левкиппом в его сочинении «О разуме».

Отвергая идеалистическое учение о разумном устроителе (демиурге) мироздания, Демокрит говорил, что в мире «без всякого разумного руководства могут совершаться замечательные вещи». В противоположность мифологии и идеализму Левкипп и Демокрит истолковали необходимость как причинность, как порождение причиной следствия. Все, что происходит, имеет причину в другом, а другое — в третьем и т. д. Ничто не происходит без причины, свободно.

О жизни и сочинениях Левкиппа и Демокрита мало известно. Античный атомистический материализм часто связан с проблематикой элеатов. Трудность состоит в разделении учений Левкиппа и Демокрита. От сочинений обоих философов сохранилось не много, в доксографии же о них говорят целокупно. Однако Левкипп делал упор на мироздании, а Демокрит и на человеке. Если у Левкиппа сравнительно небольшой круг вопросов – учение об атомах, космология и космогония, то у Демокрита круг вопросов расширяется. Философские интересы Демокрита были связаны с вопросами гносеологии, логики, этики, политики, педагогики, математики, физики, биологии, антропологии, медицины, психологии, истории человеческой культуры, филологии, учения о языке и т. п.

Практика невзыскательна; средний эллин обычно прибегал к мантике, не особенно углубляясь в ее научные предпосылки; он обращался к богам с такой же доверчивостью, с какой дети обращаются за советом к родителям.

Но для мышления мантика представляла мучительную загадку – и притом не для одного только философского.

Конечно, боги любят нас и поэтому предостерегают, обращаемся ли мы к ним или нет; прекрасно. Но какой же смысл имеет при этом избегание дурной приметы? Вы отправляетесь в путь – и притом не прощаетесь с дорогим вам человеком из боязни, что он будет плакать, и его слезы навлекут на вас несчастье. Вы приехали на повозке – и, сильный, здоровый человек, зовете слуг помочь вам сойти, чтобы, упаси бог, не оступиться и этим не приворожить беду. Какой тут смысл? Быть может, бог желает вам послать примету, чтобы вас предостеречь, а вы ему мешаете!

После возникновения механической картины мира процесс формирования специальных картин мира протекает уже в новых условиях. Специальные картины мира, возникавшие в других областях естествознания. Испытывали воздействие физической картины мира как лидера естествознания и оказывали на физику активное обратное воздействие. В самой же физике построение каждой новой картины мира происходило не путем выдвижения натурфилософских схем с их последующей адаптацией к опыту, а путем преобразования уже сложившихся физических картин мира, конструкторы которых активно использовались в последующем теоретическом синтезе.

Подход к научному исследованию как к исторически развивающемуся процессу означает, что сама структура научного знания и процедуры его формирования должны рассматриваться как исторически изменяющиеся. Но тогда необходимо проследить, опираясь на уже введенные представления о структуре науки, как в ходе ее эволюции возникают все новые связи и отношения между ее компонентами, связи, которые меняют стратегию научного поиска.

Представляется целесообразным выделить следующие основные ситуации, характеризующие процесс развития научных знаний: взаимодействие картины мира и опытных фактов, формирование первичных теоретических схем и законов, становление развитой теории (в классическом и современном вариантах).

Проблема заключается в том, что, возникая и утверждая себя в этой или иной культуре, ни одна из картин мира реальности культуры в целом не исчерпывает. В некоторых своих проявлениях культурные ценности функционируют за пределами картины мира как в институциональных, так и в неинституциональных формах. Если тождество картины мира и культуры достижимо, то эта ситуация, видимо, возникает, когда вылетает «сова Минервы», иначе говоря, когда культура полностью преодолела стихийные процессы бытия, оказываясь накануне окостенения и смерти.

Стремясь выявить разнообразие пространственных построений в истории живописи, Раушенбах подверг аналитическому осмыслению сложившуюся в новое время систему представлений, а соответственно и принцип линейной перспективы, по отношению к которому предшествующие построения казались несовершенными.

По утверждению Раушенбаха, возникший в эпоху ренессанса принцип построения не является самым совершенным, он такой же условный, как и остальные существующие в истории искусства построения. По сути дела речь идет о выходе за пределы «европоцентристской» ориентации в истории искусства. Эта используемая Раушенбахом логика нуждается в последующей культурологической разработке, что составит новую эпоху в актуализировавшейся теории искусства.

Квантовая физика и искусство — вот две главные арены, где в XX веке разыгрывается драма разрушения и создания научной и художественной картины мира. Именно все, «реплики» всего, сочетает в себе культура XX века. Это смешение хаоса и космоса, гармонии и дисгармонии.

Образ мира в XX веке творится из каких угодно реалий (истории и быта), из каких угодно мифов, сказок, художественных традиций, стилей и манер. В чем же может состоять трагичность судьбы русской культуры XX века, ее раскол на внутрироссийскую и эмигрантскую? Чем это было вызвано? С этих вопросов хотелось бы начать. Прежде всего, начало XX века отмечено появлением ряда философских работ, авторы которых (С. Булгаков, Н. Бердяев, Е. Трубецкой, В. Вернадский, Л. Шестов и многие другие) стремились осмыслить исторический путь развития и будущность России. Результатом подобных изысканий явился сборник статей о русской интеллигенции «Вехи», который был подготовлен Н. Бердяевым, С. Фрэнком, Л. Шестовым и другими.

В «Ши цзи» («Исторические записки») Сыма Цяня (II-I вв. до н. э.) приводится первая классификация философских школ Древнего Китая. Там названо шесть школ: «сторонники учения об инь и ян» натурфилософы), «школа служилых людей» (конфуцианцы), «школа моистов», «школа номиналистов» (софисты), «школа законников» (легистов), «школа сторонников учения о дао и дэ» — даосистов.

Позже, на рубеже нашей эры, эта классификация была дополнена еще четырьмя «школами», которые, однако за исключением цзацзя, или «школы эклектиков», собственно, к философии Китая не имеют отношения. Одни школы названы по характеру общественной деятельности основателя школы, другие — по имени основателя учения, третьи — по главным принципам понятия этого учения.

Когда в ходе исторического развертывания потенциала, содержащегося в том или ином типе культуры, происходит смена ценностных систем, то своим следствием это имеет изменения в содержании и формах картины мира.

М. Хайдеггер картину мира нового времени противопоставляет предшествующим. С этой точки зрения история предстает как история смены одних картин мира другими. Действительно, средневековая картина мира сменяет античную и, в свою очередь, сменяется картиной нового времени. Можно допустить, что речь идет о принципиально разных картинах мира. Попытаемся все же обратить внимание на то, что эти картины мира объединяет. Это обязывает нас поставить вопрос о строении картины мира. Чтобы понять, сохраняются ли какие - то элементы в сменяющихся друг друга картинах мира, такие элементы необходимо вычленить.