admin

Собственность как духовно-нравственный феномен

Савка А. В.

Собственность – феномен пограничный, и это состояние напрямую связано с человеком – существом пограничным, который одновременно принадлежит миру природному, социальному и духовному.

Запад унаследовал от Римской империи понятие частной собственности, опирающееся на хорошо организованную базу юридических норм. Собственность имела самостоя­тельное значение и не обязательно идентифицировалась с властью. Многовековая культура частной собственности развила такое качество личности, как хозяйст­венный индивидуализм до экономического рационализма, важного не только для отдельной личности, но и для экономики в целом.

Феномен собственности в России имеет особую культурно-историческую традицию. Так, учение преподобного Кассиана Римлянина, знаменитого подвижника конца IV – начала V вв., ученика Иоанна Златоуста, о собственности обрело жизнь в свободной русской общине, сложившейся до царствования Алексея Михайловича, т.е. до окончательного за­крепощения частновладельческих крестьян и прикрепления государственных (дворцовых и черных) к земле в Древней России. Для Кассиана Римлянина "соб­ственность - ни благо, ни зло, но нечто среднее, могущее стать благом или злом". Православное христианство также не дает основания для какой-либо определен­ной экономической системы, но дает критерий, как в различных случаях судить о собственности. А этот критерий – “духовное благо человека".

Шубарт В., прибалтийский немец, знавший русский язык и русскую культу­ру, противопоставляет друг другу два типа человека: прометеевский, "героиче­ский человек видит в мире хаос, который он должен оформить своей организую­щей силой; он полон жажды власти; он удаляется все дальше и дальше от Бога и все глубже уходит в мир вещей". Таковы "романские и германские народы совре­менности". Иоановский (представители иоановского типа он считает славян, осо­бенно русских), "мессианский человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, чей образ он в себе роковым образом но­сит. Он хочет восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он чувствует в се­бе. Так ощущали первые христиане и большинство славян". Целью своей книги "Европа и душа Востока" Шубарт ставит повлиять на "европейское самопознание путем контраста". "Запад, говорит он, - подарил человечеству наиболее совер­шенные формы техники, государственности и связи, но он лишил его души. Зада­чей России является вернуть ее людям". "Только Россия способна одухотворить человеческий род, погрязший в вещности и испорченный жаждой власти", и это несмотря на то, что в настоящий момент "сама она мучается в судорогах большевизма"32. Шубарт тонко подметил суть философии системы "собственность - бо­гатство - свобода ": "Русскому,... пишет он, свойственно стремление к свободе... от оков всего преходящего и бренного"; "среди европейцев бедный никогда не смотрит на богатство без зависти, среди русских богатый часто смотрит на бедно­го со стыдом. В русском живо чувство, что собственность владеет нами, а не мы ею, что владение означает принадлежность чему-то, что в богатстве задыхается духовная свобода".33

Современные глобальные трансформации в России вновь поставили вопрос о приоритетах и ценностях в процессе исторического развития. Нормальное состояние общества, по убеждению В.С. Соловьева, может и должно решительно противодействовать существованию и развитию бездуховного климата, который неизбежно ведет к тому, что показате­лями общественного сознания становятся корыстолюбие, обман, стремление к обогащению любой ценой, что, в свою очередь, приводит к формированию "ущербного" человека, ориентированного не на духовное развитие, а на приобре­тение все более и более значительного капитала, все большего количества материальных ценностей. Соловьев уверен в том, что нормально функционирующее в экономическом отношении общество является показателем того, что в нем суще­ствует гармоническое соотношение между нравственностью и экономикой, ду­ховной и материальной сферами, факт экономических бедствий, наоборот, свиде­тельствует о том, что экономические отношения не связаны как должно с началом добра, не организованы нравственно. Последнее характерно, как считает сам фи­лософ, для современного ему общества.

Если современное состояние образованного мира ненормально в нрав­ственном смысле, то виною этого не то или другое учреждение само по себе, а общее понимание и направление жизни в современном обществе, в силу которых главным делом все более и более становится вещественное богатст­во и сам общественный строй решительно превращается в плутократию. Об­щественная безнравственность заключается не в индивидуальной и наследственной собственности, не в разделении труда и капитала, не в неравенстве имуществ, а именно в плутократии, которая есть извращение должного об­щественного порядка, возведение экономической области на степень высшей и господствующей и низведение всего остального до значения средств и ору­дия материальных выгод34.

Проблема места и роли экономики в жизни общества занимает важное место в философии Н.А, Бердяева, В статье "Человек и машина" он отме­чает, что: "...Бесспорно, экономика есть необходимое условие жизни, без экономического базиса невозможна умственная и духовная жизнь человека, невозможна никакая идеология. Но цель и смысл человеческой жизни лежит совсем не в этом необходимом базисе жизни. То, что является наиболее сильным по своей безотлагательности и необходимости, совсем не является от этого наиболее ценным". Бердяев пытается «дематериализовать материа­листическое понимание истории», он утверждает, что между экономикой и духовным состоянием общества есть зависимость, но "идеологический ряд" не является простым порождением "экономического ряда". "И от качества духа зависит характер хозяйства", Он дает свое определение хозяйства, кото­рое "не есть явление мертвой материальной природы, оно насквозь пропита­но духовными энергиями человека и предполагает общение между человеком и природой, их взаимопроникновение"35.

Рассуждая о собственности, русские философы рассматривают ее не столько с политэкономической, сколько с философской точки зрения, как вещественное проявление самовыражения человека, его творческих способ­ностей: "Добывание из природы хозяйственных благ есть духовное действие, в котором недра природы раскрываются для приходящего владеть ею мужа", отмечает Бердяев. Нужда, отсутствие собственности есть "выражение некос­мического состояния мира. Окончательное преодоление материального состояния мира, которое означает некосмическое, разодранное и скованное его состояние", то есть разрушение космического единства материи и духа, лишение человека его творческого, созидательного начала, Не случайно П.Б. Струве видел задачу возрождения "русского духа", его "возвращения домой" в создании собственности "как прочного настроения и устремления народных масс"36. Сегодня, в период глубоких социальных трансформаций в России во­прос о собственности стал краеугольным. Мы в целом разделяем позитивное отношение к собственности, если только ее накопление не противоречит ба­зовым нравственным и духовным ценностям отечественной традиции. Сле­дует отметить, что сам термин "собственность" появился в России только во второй половине XVIII века. Толковый словарь В.И. Даля определяет собст­венность как "собь" или "собина", которая наряду со своим имуществом и пожитками включает нравственные, духовные и все личные качества челове­ка.

В отечественной традиции собственность и труд - две взаимосвязанные и взаимообусловленные стороны культуры, прежде всего справедливая соб­ственность мыслится исключительно как Функция труда. В соответствии с этим труду приписывается, с одной стороны, дисциплинирующая и воспитующая роль, а с другой, - он рассматривается как проявление творческих сил человека: труд никогда не сводился к совокупности действий или навы­ков, а рассматривался как проявление духовной жизни, причем трудолюбие было характерным выражением духовности. Уже в Киевской Руси в тради­циях монашества были заложены истоки отношения к труду как к ценности нравственного порядка. Преподобный Феодосии Печерский, основатель Киево-Печерского монастыря, даже в игуменском сане выполнял тяжелые хозяй­ственные работы, часто брал на себя послушание, назначенное другим. Г.П. Федотов, отмечает, что именно Феодосии Печерский заложил основы отно­шения к труду как к деятельности богоугодной, поставив труд в один ряд с молитвой. "Сравнительно умеренные аскетические упражнения восполня­ются непрерывностью его трудов. Крепкий и сильный... Феодосии работает за себя и за других. При игумене Варлааме он по ночам мелет жито для всей братии. Став сам игуменом, он всегда готов взяться за топор, чтобы нарубить дров, или таскать воду из колодца, вместо того чтобы послать кого-нибудь из свободных монахов: "Я свободен", - отвечает он келарю. Трудовая, деятель­ная жизнь Феодосия больше всего бросается в глаза, она заполняет преиму­щественно страницы его пространного жития37.

Необходимо вспомнить, что православный идеал трудолюбия, как и понимание собственности, воплотился в споре "стяжателей" и "нестя­жателей". У Нила Сорского и "нестяжателей" он состоял в "умном делании", т.е. во внутреннем духовном труде, мистическом созерцании, борьбе с гре­ховными помыслами. "Внешняя" трудовая аскеза, 'если она не сопровожда­лась "внутренним" трудом, не имела для преподобного Нила ценности, и его сподвижники занимались не столько хозяйственной работой, сколько молит­венным созерцанием и интеллектуальным трудом, отрешаясь от мира не только с его трудами и суетой, но и всеми проблемами и противоречиями. Иным было представление о месте труда в православном монашеском идеале у Иосифа Волоцкого и "стяжателей". Здесь на первом месте было социальное служение церкви, помощь бедным и обездоленным, смягчение мирской не­справедливости, и одной из основ социального служения была трудническая аскеза монахов. Усилия по организации хозяйственного "внешнего" космоса ставилась выше, чем духовный подвиг (отсюда и порицание "стяжательства" за подрыв высокого духовного идеала православной культуры). Однако и в "стяжательстве" труд и приобретаемые им блага имели не корыстный харак­тер, а были призваны служить общему благу.

В ХV-ХVI вв. эти проблемы нашли отражения и в "Домострое". Его ре­дактор - составитель и соавтор - священник Сильвестр, выходец из торгово-промышленной среды Новгорода, различает "стяжение праведное" и "стяже­ние неправедное", с понятием" стяжение праведное" тесно связано понятие "праведные труды". Наличие богатства не освобождает человека от его обя­занностей и каждодневного труда. Домострой различает два термина, обо­значающих обязанности человека, а именно - "работа тяжкая" и "праведный труд", труд как наказание за первородный грех и труд как путь спасения и служения Богу, а трудолюбие и бережливость расцениваются как формы проявления христианского подвига мирского человека.

С.Н. Булгаков отмечает, что именно христианство восстанавливает ре­лигиозно-этическую ценность труда и хозяйства, самым решительным обра­зом осуждает антиэкономический аристократизм платонизма. "Кто не рабо­тает, да не ест" эти слова апостола Павла, подтвержденные примером трудо­вой жизни всех апостолов, выражают внутреннюю оценку труда в христианстве. Труд, по мнению философа, получает значение не только естественного выражения связи, посредством между человеком и миром, фактора космоургического, но и могучего средства духовного самовоспитания, аскезы.

Труд, собственность, богатство - сущностные категории философии хозяйства России, На Западе и собственность, и труд, и богатство имеют са­мостоятельное экономическое значение, в России собственность, труд и бо­гатство необходимо рассматривать в органическом единстве, это особая фи­лософия хозяйства, отражающая социальную и культурную самобытность России. У русского народа смысложизненные ценности оставались из века в век во многом исторически традиционными, то есть укорененными: дом, се­мейное хозяйство, теплые соседские отношения, коллективистские отноше­ния артельного хозяйства (позже колхозно-совхозное), приверженность рос­сийских предпринимателей идеалам общественного служения, особое отно­шение к земле как к "матушке-кормилице". Сохранение этих и других корне­вых ценностей дает основание говорить о соборности хозяйства, труда и бо­гатства, в русской философии они синтезированы в идее теократического хозяйства. Не случайно Бердяев критикует понимание труда при социализме марксистском и классовом, который "...обоготворяет экономический произ­водительный труд, только его экономическому производству, к которому от­носится, как к фетишу"38. Далее Бердяев определяет высший смысл труда, его теократическое предназначение: "Трудиться должно не для самого себя и не для других людей, а для мирового смысла, в котором находит свое место ка­ждое индивидуальное усилие... Труд не должен быть заботой о завтрашнем дне и богатство не должно быть рабством у материальных вещей, мешающих войти в Царство Небесное. Трудиться нужно во имя Бога, и трудовая обще­ственность должна стать теократической. Богатство в теократическом обще­стве не будет рабством, а будет роскошью полевых линий и птиц небесных"39.

По мнению С. Булгакова, христианство формирует определенное от­ношение к экономике и экономическое поведение "христианский сверх­экономизм". Человеку, духовно пребывающему в мире, но им всецело неох­ваченному, христианство дает руководящие нормы экономического поведе­ния, вытекающего из общего религиозного идеала: оно является в отношении к хозяйству аскетическим экономизмом или, экономической аскезой, оно от­рицает лишь самодовлеемость, духовную бесконтрольность хозяйства, пре­доставленного своим инстинктом, и стремится сделать экономическую дея­тельность религиозным служением, а богатство - средство богоугождения. Тем самым, оно признает хозяйство областью действия благой воли40. Как можно было бы накормить голодного, напоить алчущаго, одеть нагого и приютить бесприютного, вопрошает Булгаков. Он также раскрывает суть христианского понимания богатства, которое есть своеобразное орудие: если человек может правильно его употреблять, оно послужит ему к оправданию, а если неправильно, то человек может оказаться служителем несправедливости. Булгаков оправдывает имущество и даже считает ее полезной, если че­ловек распоряжается ею с мудростью, умеренностью и благочестием41.

Всеобщая форма собственности и личного богатства это трудовой дос­таток. В отечественной социокультурной традиции сформировалось пони­мание богатства совершенно отличное от того, что сложилось в Европе. Трудовое понимание богатства как достатка и благополучия основано на особых социально-духовных феноменах российской самобытности, сформи­ровавшейся под влиянием природно-климатических условий, православных ценностей, идей соборности, особых форм организации трудовых коллекти­вов на принципах взаимопомощи, сопричастности, трудовой солидарности, дружбе, которые вырабатывались веками, а они в свою очередь, составляют духовное богатство народа. В культуре России духовное богатство первичнее материального, у русского народа есть черта, которая ставит в тупик многих экономистов и социологов - "дух нестяжательства", выражаемый в отсутст­вии у значительной его части стремления к материальному богатству, нако­пительству, энергичному стяжению материальных ценностей. "Дух нестяжа­тельства" отражает иной приоритет жизненных ценностей, сложившихся в народной культуре, при которой материальные блага не занимают главного места в жизни.

Два противоположных начала легли в основу формирования русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически монаше­ское православие, пишет Бердяев в "Русской идее", душа России - не буржу­азная душа, - душа не склоняющаяся перед золотым тельцом, и уже за одно это можно любить ее бесконечно - "русский народ, наименее мещанский из народов, наименее детерминированный, наименее прикованный к органиче­ским формам быта, наименее дорожащий установленным формам жизни…"42. -Это во многом связано с тем, считает философ, что русские как бы "подавлены" необъятными полями и необъятными снегами, "растворены" в этой не­объятности, в отличие от немца, который "чувствует себя со всех сторон сдавленным как в мышеловке» и ищет спасения в организованности и напря­женной активности.

Презрение к мещанству в высшей степени характерная черта русского общества, читаем у Н, Лосского, именно презрение к буржуазной сосредото­ченности на собственности, на земных благах, на том, чтобы "жить как все", иметь хорошую обстановку, платье, квартиру. Герцен, Достоевский, Л. Тол­стой, повидав жизнь Западной Европы, с отвращением описывают мещан­ский характер ее, Иванов-Разумник написал трехтомный, весьма обстоятель­ный труд "История русской общественной мысли. Индивидуализм и мещан­ство в русской литературе и жизни XIX века". Термин "мещанство", говорит Иванов-Разумник, идет от Герцена, который разумеет под ним коллективную посредственность, умеренность и аккуратность, ненависть к яркой индивиду­альности... Борьба против мещанства, т.е. против буржуазного умонастрое­ния и строя жизни, ведется русской интеллигенцией во имя достоинства ин­дивидуальной личности, во имя свободы ее, против подавления ее государст­вом или обществом, против всякого низведения ее на степень лишь средства. Сегодня, в период глубокого кризиса, в котором оказалась экономическая цивилизация, русская философия собственности обретает новое значение и актуальность.

  • Труд идёт по мере развития потребностей к психотехнологиям.
    В буддизме они давно работают, в России на них вышел, например Ковалёв в своих технологиях успеха. Из семи стадий решающих потребностей - био, мат., денежная. полит., образоват.. креатив, - 7-я, духовная высшая

    Гость Жаринов в. М.