admin

Библиография данного раздела сайта

  1. Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. 1. СПб., 1909. С. 378 — 379.
  2. Разумеется, В.И.Сергеевич не был первым, кто сделал вывод о «договорном» характере отношений князя и дружины в Древней Руси и отметил аналогичные явления в германских и других раннесредневековых племенных и государственных образованиях. О «вольной службе» бояр и княжеско-боярских договорах писал, например, Б.Н.Чичерин (Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М., 1858. С. 290 и след.), а о сходстве древнерусской дружины со скандинавскими и вообще германскими явлениями — М.П.Погодин (Погодин М.П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. М., 1846. Т. 3. Норманнский период. С. 228 — 232).

  3. Павлов-Сильванский Н.П. Государевы служилые люди // Павлов-Сильванский Н.П. Государевы служилые люди. Люди кабальные. М., 2001. С. 118 (1-е изд. — СПб., 1898). В сущности, Павлов-Сильванский, отрицая в этой работе существование на Руси боярского крестоцелования с обязательством верной службы, просто последовательно проводит идею о господстве до XV в. вольной службы знати князю.

  4. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. М. — Л., 1926. Изд. 4-е. С. 201 — 202 и след.

  5. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в древней Руси // Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988. С. 97 и след., особ. 101 — 102 (1-е издание — СПб., 1907).

  6. Там же. С. 102. Ср. также в более поздней книге «Феодализм в удельной Руси» (1-е изд.: СПб., 1910), где повторяются те же идеи и ссылки на те же источники: Там же. С. 441.

  7. Тихомиров М.Н. Российское государство XV — XVII веков. М., 1973. С. 327.

  8. См., например: Сергеевич В.И. Ук. соч. С. 387 — 389. Ср. также подробное описание записей Н.П.Загоскиным: Загоскин Н.П. Очерк организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. Казань, 1875. С. 116 — 122.

  9. Этот формулярник был известен С.Б.Веселовскому благодаря его архивным изысканиям, а опубликован только в кон. XX в. Извод записи Веселовским датировался «первой половиной XV в.», а ныне относится к 1448 — 1471 гг. (Русский феодальный архив. Ч. 1. М., 1986. № 46. С. 175 — 176).

  10. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 251, 466.

  11. Там же. С. 471 — 472.

  12. Пашуто В.Т. Черты политического строя // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 58, 61 — 62.

  13. О некоторых (также весьма условных) аналогиях с западноевропейским вассалитетом можно говорить, с нашей точки зрения, только относительно так называемых служебных князей. Но это явление набрало силу уже в более позднее время — в XIV — XV вв.

  14. Русский феодальный архив. Ч. 5. М., 1992. С. 990.

  15. Rüβ, H. Herren und Diener. Die soziale und politische Mentalität des russischen Adels 9 — 17 Jh. Köln etc. 1994. S. 277. В специальной статье о клятве в Древней Руси в авторитетном издании «Lexikon des Mittelalters» Х.Рюсс излагает проблему, опираясь, в основном, на суждения Дьяконова. Он тоже признаёт, что в древнерусской дружине существовала практика заключать договоры, скреплённые клятвой верности, хотя «письменно зафиксированные договоры об объёме и условиях вольной службы не сохранились». Рядом с такими клятвами ставится «клятвенное обязательство пролить свою кровь ради правителя и не жалеть жизнь на службе князю», но оно «касается только военной службы» (Rüβ, H. Eid, in: Lexikon des Mittelalters, Bd. III, München etc. 1986, Splt. 1691).

  16. Бóльшая часть нижеследующего текста в несколько иной редакции представлена в наших печатных публикациях: Стефанович П.С. Крестоцелование и отношение к нему церкви в Древней Руси // Средневековая Русь. Вып. 5. М., 2004; Stefanovič, Petr S. Отношения правителя и знати в Северо-Восточной Руси в XIV — начале XVI в.: крестоцелование как клятва верности? // Cahiers du Mond Russe. Vol. 46, No. 1 — 2 (2005); Стефанович П.С. Древнерусская клятва по русско-византийским договорам X века // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования, 2004 год: Политические институты Древней Руси. М., 2006.

  17. Единственное исключение представляет следующая работа: Фетисов А.А. Ритуальное содержание «клятвы оружием» в русско-византийских договорах X в.: сравнительно-типологический анализ // Славянский альманах. 2001. М., 2002. С. 31 — 43.

  18. Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 1. Л., 1926. Стб. 34 (в этом месте листы в рукописи Лаврентьевской летописи (далее — Лавр.) утеряны, и текст договора 911 г. приводится по Радзивилловской [далее — Радз.]). Ср.: ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 24 — 25.

  19. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 49, 52. Ср.: Т. 2. Стб. 38, 40.

  20. В вопрос, существовал ли в действительности договор 907 г. или его текст представляет собой реконструкцию летописца, мы не углубляемся, так как известие, содержащее упоминание о клятве, в любом случае принадлежит автору-составителю летописи и свидетельствует о реалиях сер. XI — нач. XII в.

  21. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 32 (по Радз.); Т. 2. Стб. 23.

  22. По поводу того, когда переводы были вставлены в летопись (как и того, когда они были выполнены), — в науке ясности нет. Согласно новейшему мнению, и то, и другое относится к началу XII в.: Каштанов С.М. К вопросу о происхождении текста русско-византийских договоров X в. в составе Повести временных лет // Восточная Европа в древности и средневековье: Политическая структура Древнерусского государства: VIII Чтения памяти В.Т. Пашуто. Тезисы докладов. М., 1996.

  23. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 33, 37; Т. 2. Стб. 24, 28. О процедуре заключения договора и о том, что именно таким способом византийский император удостоверял договорную грамоту, см.: Малингуди Я. Русско-византийские договоры в X в. в свете дипломатики // Византийский временник. Т. 57. М., 1996. Особенно с. 70 — 73.

  24. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 47 — 48, 52 — 53; Т. 2. Стб. 36, 41.

  25. Малингуди Я. Русско-византийские договоры в X в. в свете дипломатики // Византийский временник. Т. 56. М., 1995. С. 90; Васильев М.А. Степень достоверности известия Повести временных лет о процедуре ратификации русско-византийского договора 944 г. в Киеве // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М., 2000. С. 66.

  26. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 53 — 54; Т. 2. Стб. 42.

  27. Малингуди Я. Русско-византийские договоры в X в. в свете дипломатики // Византийский временник. Т. 57. М., 1996. С. 59.

  28. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 72 — 73; Т. 2. Стб. 60, 61.

  29. Правда, не очень вписывается в военный характер клятвы упоминание «золота» в договоре Святослава. Это место пока не поддаётся убедительной интерпретации. Обычно принимают чтение Радз. и Акад. летописей «да будемъ золоти яко золото» и переводят «да пожелтеем как золото» (Памятники русского права. Вып. 1: Памятники права Киевского государства X — XIII вв. Сост. А.А.Зимин. М., 1952; Повесть временных лет. С. 447). Однако, есть и другие интерпретации, ср.: Истрин В.М. Договоры русских с греками X века // Известия Отделения русского языка и словесности Российской Академии Наук (далее — ИОРЯС) за 1924 г. Т. XXIX. Л., 1925. С. 389 — 390; Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника: Акты X — XVI вв. М., 1996. С. 19 — 28.

  30. О символическом значении меча и щита (знаки военной силы, победы) см.: Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Вып. 1: Мечи и сабли IX — XIII вв. М.-Л., 1966. С. 59 — 60; Вып. 3: Доспех, комплекс боевых средств. IX — XIII вв. Л., 1971. С. 34 — 35, 39. По поводу того, что имеется ввиду под «обручами», нет определённого мнения. Д.С.Лихачёв переводит «обруч‡ св как «свои обручи», а в комментарии со ссылкой на «Материалы» И.И.Срезневского объясняет это слово как «нечто, что надевается на руку», и не соглашается с теми, кто видит «в обручах гривны, надевающиеся на шею» (Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 434). Мы считаем, что речь здесь идёт не о браслетах или гривнах, а о поясах. Обращение к тем примерам употребления слова «обручь», которые дают словари для древнейшего периода (кроме «Материалов» Срезневского, см. также: Словарь древнерусского языка XI — XIV вв. Т. V. М., 2002. С. 539), показывает, что этим словом переводилось греческое ζώνη, что значило «пояс», преимущественно военный (например, в переводе Хроники Георгия Амартола). Очевидно, имелся ввиду пояс как часть доспеха воина. Древние пояса имели не только важное функциональное значение (к ним привешивались мечи, ножи, топоры, доспехи, защищавшие ноги и т. п.), но и символическое — как знак достоинства и доблести воина, см. об этом подробнее: Мурашева В.В. Древнерусские ременные наборные украшения (X — XIII вв.). М., 2000. С. 5 — 6, 77 — 85 (раздел «Семиотический статус пояса в средневековой Руси»)

  31. Наиболее последовательно (с подбором германских параллелей) обосновал это мнение С. Рожнецкий: Rožniecky, St. Perun und Thor: Ein Beitrag zur Quellenkritik der russischen Mythologie // Archiv für slavische Philologie. Berlin, 1901. Bd. 23. S. 490 — 496.

  32. На остяков указал В.Мансикка, в целом присоединившийся, впрочем, к мнению С.Рожнецкого (Mansikka, V.J. Die Religion der Ostslawen. Op. cit. S. 36). Клятва оружием авар хорошо известна в литературе по описанию её у Менандра в рассказе о заключении договора греков с аварами (см., например, в контексте известий о клятвах у других древних народов: Лонгинов А.В. Мирные договоры русских с греками, заключенные в X веке. Одесса, 1904. С. 105 и след.). О клятве болгар (правда, неясно, славянского или тюркского происхождения) упоминают известные «Ответы папы Николая I на вопросы болгар» см.: Златарский В.Н. Клятва у языческих болгар // Сборник статей, посвящённых почитателями академику и заслуженному профессору В.И.Ламанскому по случаю пятидесятилетия его учёной деятельности. СПб., 1907. Ч. 1 (отметим, что клятва болгар наиболее близка древнерусской, так как они во время обряда тоже клали мечи на землю). Точку зрения об общеславянском характере клятвы оружием наиболее последовательно отстаивал И.Дуйчев, обративший внимание на упоминание об оружии в описании клятвы Властислава, князя лучан, в Хронике Козьмы Пражского: Дуйчев И. Славяно-болгарские древности // Byzantinoslavica. T. XI. Num. 1. S. 18 — 19. Впрочем, и ранее высказывались сомнения в том, что клятва языческой Руси имеет скандинавское происхождение: Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в удельной Руси. Приложение I: Символизм в древнем русском праве // Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988. С. 499 — 500. Добавим также от себя, что с обычаем использовать оружие при клятве были знакомы и поляки. По свидетельству Галла Анонима (III, 16), моравский князь Святополк клялся с Болеславом Кривоустым в верности, «соединившись с ним одним щитом» (iuraverat, cum Bolezlao unum scutum coniunxerant): Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских / Пер. Л.М. Поповой. М., 1961. С. 123; Anonima tzw. Galla Kronika czyli Dzieje ksiąžąt i władców polskich / Wyd. K. Maleczyński. Kraków 1952 (Pomniki Dziejowe Polski / Monumenta Poloniae Historica. Seria II / Tom II). S. 143. В рассказе Козьмы Пражского о Дурнике, убившем княжеского сына, есть также любопытная параллель к заклятию русских оружием. Как сообщает чешский хронист (I, 13), Дурнику, приговорённому к смерти, было предложено покончить собой, выбрав из трёх вариантов: либо броситься со скалы, либо повеситься на ольхе, либо умереть при помощи своего меча (Козьма Пражский. Чешская Хроника / Пер. Г.Э.Санчука. М., 1962. С. 56).

  33. Фетисов А.А. Ритуальное содержание. С. 44.

  34. Лонгинов А.В. Мирные договоры русских с греками, заключенные в X веке. Одесса, 1904. С. 28.

  35. Согласно описанию утверждения договора с Литвой Иваном III, оставленному Сигизмундом Герберштейном, русский государь целовал крест (и прикладывался к нему лбом и глазами), положенный на докончальную грамоту (Герберштейн С. Записки о Московии. 1988. С. 225 — 226). Ср. в послании Ивана Грозного Стефану Баторию 1581 г.: «поругаючись нашему крестному целованью, что мы к тебе на грамоте крест целовали» (Послания Ивана Грозного. Подг. Д.С. Лихачёв и Я.С. Лурье. Под ред. В.Н. Адриановой-Перетц. М. — Л., 1951. С. 217). Эти слова можно понять так, что царь Иван Васильевич, утверждая договор с Польшей, целовал крест на самой договорной грамоте. См. и другие примеры целования креста на грамоте, относящиеся к XVI в.: Лонгинов А.В. Ук. соч. С. 28 — 29.

  36. Малингуди Я. Ук. соч. // Византийский временник. Т. 56. М., 1995. С. 90. В другом месте автор замечает, что вообще в Византии, как правило, при заключении международных договоров христиане клялись в городских храмах Константинополя и, «по-видимому, касались священных предметов, Евангелия или Креста» (Т. 56. С. 79).

  37. Я.Малингуди специально отмечает как характерную черту публичность и торжественность ратификационных клятв в византийской традиции заключения международных договоров (Ук. соч. // Византийский временник. Т. 56. М., 1995. С. 79 — 80).

  38. Ср., например, в договоре Святослава. Начинается договор от лица князя: «азъ утвержаю роту свою», а в конце уже оказывается, что клянётся не только он, но «со мною боляре и Русь вся».

  39. Соболевский А.И. Материалы и заметки по древнерусской литературе // ИОРЯС. 1912. Т. XVII. Кн. 3. С. 77 — 80.

  40. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 266.

  41. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 275.

  42. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 399.

  43. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 522 — 523; Книга Паломник. Сказание мест святых во Цареграде Антония, архиепископа Новгородского в 1200 году. Изд. Х.М. Лопарев // Православный Палестинский сборник. Т. XVII. Вып. 3. СПб., 1899. С. 36.

  44. См., напр.: Рождественская Т.В. Об отражении устной и письменной традиций в договорах Руси с греками X в. (речи — писати, рота — клятва) // Норна у источника Судьбы. Сборник статей в честь Е.А.Мельниковой. М., 2001. С. 338 — 339.

  45. Первое упоминание: когда Святополк, оправдываясь в своих действиях против Василька, говорил, что Василко «заходилъ рот‡ с Володимеромъ, яко с‡сти Володимеру Кыев‡, а Василкови — Володимери». Второе: при описании действий князей против Давыда Игоревича автор указывает, что в своё время «заходилъ бо б‡ рот‡ С(вя)т(о)ша к Д(а)в(ы)д(о)ви: аще поидет на тя С(вя)тополкъ, то пов‡мь ти» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 263, 272).

  46. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 301 — 302. То же известие, восходящее, видимо, к переяславской летописи, ср. в Ипат.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 295.

  47. Под этим годом в Повести временных лет сообщается, что братья Ярославичи вывели «строя своего» Судислава Владимировича из поруба, в который он был заточен Ярославом, «заводивъше кр(е)сту» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 162).

  48. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 48.

  49. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 67.

  50. Даниил сказал взятому в плен ятвягу: «изведи мя на путь правыи — животъ примеши. И вдасть ему руку» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 813).

  51. О рукобитьи в Новгороде см.: Сквайрс Е.Р., Фердинанд С.Н. Ганза и Новгород: языковые аспекты исторических контактов. М., 2002. С.172 — 183, 231 — 233 (даётся обзор упоминаний об обряде и анализ соответствующих заимствований в немецком языке XIV — XVI вв., например, de hant don и т. п.). По актовому материалу самое раннее известие о рукобитьи в частной сделке в Полоцке датируется 1436 — 1437 гг. (полочанин и немец «вдарили у руку»), в договорённостях между Полоцком и Ригой — 1409 г. (рус.: «и на том есмо и руки дали», нем.: «de hant dat up gegeunen»), см.: Полоцкие грамоты XIII — начала XVI вв. Сост. А.Л. Хорошкевич. Т. I. М., 1977. С. 115, 117, 133 — 134.

  52. В таком значении выражения «избить руки» или «яться по руку» известны, в частности, по новгородским берестяным грамотам с XII в. (Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 312 — 313, 326 — 327; здесь же см. литературу и этнографические параллели XIX в.). Правда, выражение «избить руки» в одной из самых известных грамот иногда интерпретируется не как сговор о свадьбе, а наоборот, как расторжение брака; последняя попытка (с нашей точки зрения, не очень убедительная) такой интерпретации, а также сравнение русского обряда рукобитья с аналогичными свадебными обрядами в Нормандии X в. были предприняты польским историком А.Поппэ (см.: Поппэ А.В. О брачном контракте на Руси (на основании грамоты на бересте № 9) // Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. М., 2003. С. 43 — 44.

  53. См., например, ст. 37 Новгородской судной грамоты. Ср. также «справедливое крестоцелование» (der rechten crucekussinghe) в сочетании с рукобитьем в отношениях Полоцка и Риги: Полоцкие грамоты... Т. I. С. 115, 127.

  54. См. примеры, подобранные в книге: Сквайрс Е.Р., Фердинанд С.Н. Ук. соч. С. 176. Авторы приходят к выводу, что для новгородцев «правовой статус крестоцелования как клятвенного обряда был выше» и крестоцелование «было более важным условием действия договора, чем наличие его заверенного текста» (Там же. С. 157, 173).

  55. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в удельной Руси. Приложение I: Символизм... С. 495; Неволин К.А. История российских гражданских законов. Т. III. СПб., 1851. С. 25. Порука фиксируется в новгородских берестяных грамотах (Зализняк А.А. Ук .соч. С. 344). Как устойчивое выражение формула «выдать/взять на поруки» вошла в деловой язык ганзейцев (uppe de hant don/nemen), см.: Сквайрс Е.Р., Фердинанд С.Н. Ук. соч. С. 172 и след. Обряд ручательства в крестьянской среде описывается этнографами: Максимов С.В. Крылатые слова. М., 1955. С. 166.

  56. Этимология слов, обозначавших у славянских народов клятвенное обещание или договор, вроде бы указывает на определённые различия в их начальных значениях. Слово klętva (от klęti) связывается с kloniti, и предполагается, что так обозначалось принесение клятвы с поклоном до земли, prisęga (от prisęgati — «касаться») подразумевало касание предмета рукой, а ro(k)ta — произнесение, изречение слов при клятве (Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 10. М., 1983. С. 37 — 39). Однако по древнерусским источникам подобные различия не прослеживаются.

  57. См.: Словарь русского языка XI — XVII вв. Вып. 20. М., 1995.

  58. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 720.

  59. Золтан А. Пути проникновения западнорусской лексики в великорусский деловой язык в XV в. // Из истории русской культуры. Т. II. Кн. 1. Киевская и Московская Русь. М., 2002. С. 791 (впервые опубликовано в 1988 г.). Здесь же приведена специальная литература к истории слова «присяга».

  60. Грамоти XIV ст. Вид. М.М. Пещак. Киïв, 1974. С. 84.

  61. Полоцкие грамоты... Т. I. С. 122; Т. II. М., 1978. С. 92, 152.

  62. Там же. Т. III. М., 1980. С. 85.

  63. Там же. Т. I. С. 39; Т. II. С. 59, 86.

  64. Золтан А. Ук. соч. С. 790 — 791. Характерный пример даёт инструкция московским послам, отправленным к Максимилиану Габсбургу в 1490 г.: «А не захочет король креста целовати, а похочет присягу дати по своему обычаю, и король бы дал присягу на докончалной грамоте по своему закону» (Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Ч. 1. Т. 1. СПб., 1851. С. 41).

  65. См., напр.: Словарь древнерусского языка (XI — XIV вв.). Т. V. М., 2002. С. 578 — 582.

  66. См., например, эти выражения в берестяных грамотах: Зализняк А.А. Ук. соч. С. 299, 475, 563.

  67. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 76.

  68. Некоторые историки, вслед авторам Указателя к Лавр. в издании ПСРЛ, отождествляют с Блудом упомянутого под 6526 (1018) г. воеводу и кормильца князя Ярослава Владимировича по имени Буды (или, как в Радз., Акад. и Ипат.: Будыи) (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 143). Однако это сближение не основано ни на чём кроме некоторой фонетической близости имён, поэтому выглядит натянуто.

  69. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 78.

  70. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 132.

  71. Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX — XI вв. М., 1993. С. 140 — 141.

  72. Предположение было высказано А.А.Шахматовым и затем поддержано в историографии: Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах // Разыскания о русских летописях. М., 2001. С. 72.

  73. Большинство учёных считают первичным летописный рассказ, а версию «Сказания» — его житийной переработкой. Впрочем, есть и иные суждения, и вопрос о соотношении летописных и житийных повестей о первых русских князьях-святых не может считаться решённым.

  74. Святополк сказал: «пов‡дите ми по истин‡, приязньство им‡ете ли къ м퇻, и получил такой ответ: «вьси мы можемъ главы своя положити за тя» (см.: Успенский сборник XII — XIII вв. М., 1971. Л. 10 об.).

  75. Там же.

  76. Старославянский словарь (по рукописям X — XI веков). М., 1994. С. 621.

  77. Словарь русского языка XI — XVII вв. Т. 24. М., 2000. С. 78 — 79.

  78. Примеры из Евангелия см. в статье «срьдьце» «Старославянского словаря», из Повести временных лет: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 124, 152, 266.

  79. ПСРЛ. Т. 1. 64, 106, 137, 156, 207, 277, 283; Т. 2. Стб. 264, 268, 283.

  80. Ироическая песнь о походе на Половцов удельнаго князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие. М., 1800. С. 5, 26.

  81. Гаспаров Б.М. Поэтика «Слова о полку Игореве». М., 2000. С. 129.

  82. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 256; Т. 2. Стб. 520.

  83. Характерно, в этом смысле, как описывается в приведённом выше рассказе Повести временных лет о вокняжении Святополка в Киеве его отношения с киевлянами, несмотря на то, что он склонял их на свою сторону дарами, «не б‡ с(е)рдце ихъ с нимь». Последнее выражение объединяет сразу два смысла: с одной стороны, в житейско-бытовом оно означает, что киевляне не симпатизировали Святополку, в политическом — что их союз с князем был непрочен, так как их близкие и родные не только не участвовали в соглашении со Святополком, но даже могли оказаться на стороне его врага.

  84. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее — НПЛ). М. — Л., 1950. С. 175, 210; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 307 и др. Ср., например, упоминание Симеоновской летописи в рассказе о падении новгородской независимости о посадниках в Новгороде, которые были прияты великому князю: ПСРЛ. Т. 18.

  85. Более того, в древнерусской литературе есть примеры, когда дружественные отношения и клятва даже противопоставляются. Например, в древнерусском переводе «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия рассказывается о принесении обета перед вступлением в священническое сословие у иудеев и упоминается одно из обязательств: «и в‡ренъ будеть нравомъ, а не клятвою» («История Иудейской войны» Иосифа Флавия. Древнерусский перевод. Изд. подг. А.А.Пичхадзе, И.И.Макеева, Г.С.Баранкова, А.А.Уткин. Т. 1. М., 2004. С. 157). Таким образом, преданность «нравом» оказывается более надёжной, чем верность «клятвою».

  86. См., например, статьи «глава» и «голова» в: Словарь древнерусского языка XI — XIV вв. Т. 2. М., 1989. С. 319 — 320, 348 — 349.

  87. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 276; Т. 2. Стб. 603 — 604.

  88. Гаспаров Б.М. Ук. соч. С. 312. Характерно, как в «Слове» переосмыслен традиционный образ «князь — глава земли»: князь представляется не как высшая власть, а как жизненный центр (глава как «мыслительный центр» — это, конечно, современный образ, связанный с современными представлениями, что интеллект человека сосредоточен в его голове, или даже точнее — в мозге). Ср. также: Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Сост. В.Л. Виноградова. Вып. 1. Л., 1965. С. 155.

  89. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 70.

  90. В домонгольское время князья и их дружины свои головы «складали» почти исключительно за Родину. «Голову свою сложю за Русскую землю», говорил Василько Теребовльский (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 266). За землю Русскую «главу свою приложити» вместе со своей дружиной хотел князь Игорь, согласно «Слову о полку Игореве» (Ироическая песнь... С. 6). Его «братия» князья Мономашичи и Ольговичи, поддержанные своими «мужами», тоже говорили: «а намъ даи Б(ог)ъ за кр(е)стьяны и за Рускую землю головы сво‡ сложити и къ м(у)ч(ени)комъ причтеномъ быти» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 538). В XIII — XV вв. появляются другие идеалы, достойные княжеских и воинских «голов». Новгородцы, например, воздавали память тем, «иже у города того головы своя положиша за святую Софью» (НПЛ. С. 91, ср. с. 82). Дмитрий Донской призывал дружину: «Л‡по есть намъ, братие, положить главы своя за правов‡рную в‡ру крестьяньскую» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 354). Обзор «патриотических формул», среди которых немало сопровождаются как раз выражением «главу положити», с систематизацией по хронологии и содержанию см.: Горский А.А. «Всего еси исполнена земля Русская». Личности и ментальность русского средневековья. Очерки. М., 2001. С. 62 — 78.

  91. См., напр.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 452, 462.

  92. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 427, 480.

  93. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 385. Ср. в Ипат. известие в том же виде: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 605.

  94. ПСРЛ. Т. 2. Стл. 466 — 467. Ср. то же известие в Лавр. с некоторыми отличиями, в частности, с указанием, что речь произносили «боляре Володимерковича»: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 340.

  95. Под «честью» здесь разумелись и победа в этой конкретной битве, и княжеская власть в Галиче, и по-видимому, те почести и награды, которые дружина получала от Владимира.

  96. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 464.

  97. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 403.

  98. НПЛ. С. 54.

  99. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 928, 934.

  100. См., например, хвалу Изяславу Ярославичу, которая воздаётся ему в Повести временных лет за то, что он «на ся перея печаль братню, показая любовь велику», и «положи главу свою за брата своего» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 203).

  101. Выражение «положить душу свою за кого-либо» тоже было ходовым в XIII — XV вв. и использовалось для обозначения верности дружинников или горожан князю. Впервые в этом контексте, если не ошибаемся, данное выражение употребляется в Галицко-Волынской летописи под 6716 (1208) г.: «за т‡хъ ли хочете д(у)шю свою положити?» — спрашивал жителей Перемышля боярин Владислав, имея ввиду князей Игоревичей (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 724).

  102. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 354, 357.

  103. ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 166 — 167.

  104. Служилая знать целовала крест в своей среде для утверждения политического соглашения, как правило, видимо, в двух случаях. Во-первых, для «утверждения» «межи себе» перед каким-то ответственным шагом (см., например, утверждения крестом тверичей в отсутствие князя в 1293 г., новоторжцев в 1373 г., боярских детей князя Василия Ярославича в 1462 г.: ПСРЛ.Т. 25. С. 157, 188, 277). Во-вторых, в случае, если стоял вопрос о том, кому из князей перейдёт престол. Например, клятвой утверждаются в 1164 г. в Чернигове после смерти Святослава Ольговича епископ, вдова князя, тысяцкий и «передние мужи», чтобы передать престол сыну умершего князя, а в 1174 г. — ростово-суздальская «дружина», чтобы возвести на престол Ростиславичей; в 1188 г. против своего князя «восташа» галичане, «утвердившеся кр(е)стомъ», и предложили власть другому (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 522 — 523, 595 — 596, 660; правда, в первых двух случаях целовали не крест, а икону, но суть дела от этого не менялась). Отметим, что ситуации, в которых служилая знать целовала крест (икону), типичны для обстоятельств, при которых вообще происходило крестоцелование. Не стоит и говорить, что в Новгороде и Пскове крест целовали бояре и горожане постоянно по самым разным поводам.

  105. Это известие пытался интерпретировать как установление вассалитета В.Т.Пашуто (Ук. соч. С. 67). Конечно, это явная натяжка. Речь здесь идёт не о клятве верности вассала синьору, а о соглашении князей о признании старейшинства в роде; бояре же клянутся не в верности, а в том, чтобы не «сваживать» своих князей.

  106. НПЛ. С. 21.

  107. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 320 — 324.

  108. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 546.

  109. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 372 — 373; Т. 2. Стб. 595 — 597.

  110. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 664.

  111. Известие об этом собрании сохранилось в более поздних летописях, например, в Московском летописном своде кон. XV в.: «князь же великы Всеволод созва вс‡х бояръ своихъ с городовъ и съ волостеи, епископа Иоана, и игумены, и попы, и купц‡, и дворяны и все люди и да сыну своему Юрью Володимерь по соб‡ и води вс‡х къ кресту и ц‡ловаша вси людие на Юрьи...» (ПСРЛ. Т. 25. С. 108).

  112. ПСРЛ. Т. 15. Стб. 95.

  113. ПСРЛ. Т. 15. Стб. 176 — 177.

  114. ПСРЛ. Т. 15. Стб. 162 — 163.

  115. ПСРЛ. Т. 18. С. 142. Ср.: Присёлков М.Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. СПб., 2002. С. 439 — 440.

  116. ПСРЛ. Т. 11. СПб., 1897. С. 147 — 148.

  117. Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV — XV веках. М., 1960. С. 671. Заметим, что хотя Черепнин правильно определил поздний характер рассказа Никоновской летописи, в интерпретации слов и действий Бориса и его бояр он целиком и полностью следовал Сергеевичу и Павлову-Сильванскому: так же, как они, он писал о крестном целовании как «присяге» и словах бояр как «клятве верности» (Там же. С. 668 — 669).

  118. Кроме работы Л.В.Черепнина, сошлёмся на новейшие исследования: Кучкин В.А. Нижний Новгород и Нижегородское княжество в XIII — XIV вв. // Польша и Русь. М., 1974. С. 250 — 251; Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 119 — 123; Фетищев С.А. Московская Русь после Дмитрия Донского 1389 — 1395 гг. М., 2003. С. 98 — 108.

  119. См.: Фетищев С.А. Ук. соч. С. 96.

  120. ПСРЛ. Т. 15. Стб. 75 (Борис, княживший тогда в Нижнем Новгороде, «посла бояръ своихъ на Москву. И наеха на нихъ князь Василеи Дмитреевич[ь] (Кирдяпа, князь городецкий — П. С.) и овыхъ изнима, а Василеи Олексичь утече на Москву и тамо урядися»).

  121. Кучкин В.А. Ук. соч. С. 259.

  122. Различение вассальной клятвы верности и присяги подданных на верность правителю не является нашим искусственным нововведением. Хотя оно не разработано в российской науке на русских материалах, в западноевропейской историко-правовой традиции существует давно и оправдало себя, например, при анализе политической культуры империи Карла Великого и его преемников. Так, в немецкой юридической науке в работах о происхождении вассально-ленных отношений строго различаются государственно-публичная присяга подданных (Untertaneneid) императору, которую предписывали капитулярии Карла Великого 789 и 902 гг., и клятва верности вассала сеньору (Vassaleneid или Lehnseid), которая — как и весь институт вассалитета в целом — имела частноправовое происхождение (см., например, статью «Eid» в энциклопедии «Handwörterbuch zur deutschen Rechtsgeschichte». Bd. 1. Berlin 1964, S. 861 — 872).

  123. ПСРЛ. Т. 25. С. 266. Характерно, что уже на следующий год, после того, как Василий выгнал из Москвы Дмитрия, «гражан приведоша к целованью за великого князя Васильа» (Там же. С. 269). В сущности, это та же самая присяга, но что важно: совершенно безразлично, кто её приносит — «дети боярские» или «гражане»; все они — подданные московского государя, и в этом качестве обязаны присягать ему на верность.

  124. Сергеевич В.И. Ук. соч. С. 378.

  125. См. в Воскресенской летописи (ПСРЛ. Т. 8. С. 285 — 286) и в Пискарёвском летописце (ПСРЛ. Т. 34. С. 167).

  126. Собрание государственных грамот и договоров. Т. 1. М., 1813. № 103/104, 146, 149, 152/153, 157, 159, 162, 165/166, 172, 175/176/177, 182/184, 189/190/191, 196/197/198, 201.

  127. Русский феодальный архив. Ч. 1. М., 1986. № 46. С. 175 — 176. Ср. комментарий издателей: Там же. Ч. 5. М., 1992. С. 989 — 991. Нахождение «грамоты» в архиве митрополичьей кафедры, объясняется, очевидно, тем, что митрополит был главным поручителем за опальных сановников и принимал у них крестоцелование.

  128. ПСРЛ. Т. 25. С. 269.

  129. Русская историческая библиотека. Т. VI. СПб., 1909 (Изд. 2-е). Стб. 135 — 140 (оригинал на греческом языке, перевод А.С. Павлова).

  130. Об этом ярко свидетельствуют присяжные, поручные и другие грамоты, которые в кон. XIV — первой пол. XV вв. давали литовские и русские князья и бояре польскому королю (в частности, Ягайле-Владиславу), см., напр.: Грамоти XIV ст... № 44, 46, 47, 48, 54, 59, 61, 81 и др. Крестоцелование здесь упоминается уже редко (для «крепости» грамоты утверждаются печатью), в лексике есть прямые заимствования из польского (например, слово «голдовать» — через польское hołd (hołdować) от старовехненемецкого huldi («милость, благосклонность, преданность, верность»). Ср. современное немецкое Huld: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1964. С. 428) и т. д.

  131. На это справедливо обращал внимание Хартмут Рюсс: Rüβ, H. Herren und Diener. S. 270.